Имя этой без преувеличения великой американской художницы мало известно у нас даже среди профессионалов, хотя в свое время её славе завидовал сам Энди Уорхол – великий (или величайший?) король эпатажа и гений самопиара, заставивший мир поклоняться и рукоплескать изображению консервной банки то ли из-под зеленого горошка, то ли из-под томатной пасты. (Истины ради, сдедует  уточнить,что это была банка супа  CAMPBELL"S ).

История её жизни – это удивительный путь к искусству и в искусстве. Художника Анны Мэри Мозес возможно и не было бы вовсе, если бы эта женщина умела бы «просто отдыхать». Согласитесь, в том, чтобы в 76 (семьдесят шесть!!!) лет впервые в жизни просто беззаботно устроиться на завалинке (хотя в Америке почему-то предпочитают кресло-качалку), прикрыть глаза и немного подремать на солнышке после стольких лет многотрудной и полной лишений фермерской жизни нет никакого греха. Уж за безделье эту женщину точно не осудил бы никто и более того – такое времяпрепровождение на закате жизни сочли бы вполне разумным и достойным, но это была бы другая история, не про старушку Мозес. Именно в 76 лет Анна Мэри Мозес впервые взялась за кисть и стала начинающей художницей.

Бабушка Мозес – Grandma Moses, как позже прозвали ее журналисты, естественно, не всегда была бабушкой, вдовой фермера и матерью пятерых взрослых детей (еще пятеро – умерли, не дожив до года).

Девочка Анна Мэри Робертсон появилась на свет в глухой деревне на окраине штата Нью-Йорк, графство Вашингтон, 7 сентября 1860 года в семье фермера. Эта географическая точка и сейчас не бог весть какой великий оплот культуры и очаг цивилизации, а уж что там было в 60-е годы 19 века можно легко себе представить, раскрыв наугад томик Марка Твена или Брет Гарда – описаний подобных местечек там предостаточно. Но это обстоятельство ни в детстве, ни в зрелые годы и уж тем более в старости Анну Мэри не огорчало: практически всю свою жизнь – а это почти 101 год! – она провела на фермах. Достатком в детстве она избалована не была, образование получила самое незатейливое – научилась читать и писать, не более того. Но, по ее словам, несчастной страдалицей в детстве Анна Мэри себя не чувствовала, хотя уже в 12 лет ей пришлось пойти в прислуги к более зажиточным соседям. С этого времени долгие годы сюжет ее жизни был чрезвычайно прост: заработать на кусок хлеба.

Замуж она вышла тогда, когда никто из родни этого уже и не ждал, в 27 лет: а в те времена девица в этом возрасте считалась безнадежной старой девой, прозевавшей все даже самые сомнительные шансы в своей жизни. Это была настоящая нечаянная удача, хотя вряд ли кто из окружающих назвал бы эту партию блестящей – будущий муж, Томас Салмон Мозес, был таким же, как и Анна Мэри, наемным рабочим без гроша в кармане. А их долгожданным свадебным путешествием стало путешествие в поисках лучшей работы, т.е. той работы, где больше платят, затянувшееся на целых 18 (восемнадцать!) лет. Именно столько лет понадобилось семье Мозес, чтобы заработать денег на покупку собственной земли в родных краях. Обосновались они на собственной ферме неподалеку от городка Орлиный Мост… Шел 1905 год. Анне – 45 лет. За спиной – 40 лет, прожитых в 19 веке, и 5 – в 20-м, их них – 33 года тяжкого, полукаторжного труда на чужих фермах, десять родов и пятеро похороненных детей. На «картину маслом» эта история пока вряд ли похожа, не правда ли? Да и дальше тот же тяжелый сельский труд от зари до зари, правда, уже на своей ферме…

В 1927 году, когда Анне было 67 лет, Томас Мозес умер в результате сердечного приступа; управление фермой взял в руки младший сын Анны, потихоньку оттеснив мать, которую к тому же стали оставлять силы. Произошло это, разумеется, не в один день, но старая миссис Мозес, не привыкшая сидеть без дела, несколько растерялась – впервые в жизни у нее стало много свободного времени, а с каждым днем становилось все больше и больше… Чем его заполнить? И она стала вышивать. (Мне удалось отыскать в Интернете только одну ее вышивку, может, кому-то повезет больше – тогда прошу поделиться). Уж не знаю, сколько лет она вышивала (если верить тому, что кисточку она впервые взяла в 76 лет, то получается 9 лет!), но со временем натруженные, искалеченные артритом руки Анны превратили ее спасительное увлечение в пытку. Тут Анна уже не растерялась, а отчаялась, не понимая, с чем и чем ей жить дальше. Но дочь избавила Анну от отчаяния – предложила матери заняться рисованием. Рисовать Анна любила с детства, хотя, судя по ее жизнеописанию, заниматься этим в детстве ей довелось немного. Сюжет ее рисунков был тот же, что и у вышивок – «американские пасторали», идеальные фермы из наивных американских мечтаний 19 века, т.е. тот стиль жизни, которого не было и не могло быть в реальности никогда, но в который американцы так любят верить и по сей день.

Да, рисовать она действительно любила, но по-настоящему за кисть до этого времени не бралась. Возможно, попросту побаивалась. Что ж, такое бывает…

Кисть в кисть…

Извиняюсь за тавтологию, но в этом словосочетании есть нечто особенное, подразумевающее особую близость и взаимопонимание между человеческой рукой и инструментом; думаю, что Анна Мэри Мозес почувствовала это, и кисть стала продолжением ее руки, чувств и мыслей.

Анна увлеченно принялась изображала сельские бытовые сценки, зачастую – многофигурные, похожие на яркие детские картинки. А еще она полюбила писать пейзажи. И пейзажам летним почему-то предпочитала пейзажи зимние. Почему? Да кто это знает… Может, оттого, что и сама вступила в зимнюю пору своей жизни?

И ей уж точно не могло придти в голову, что в когда-то, в 21 веке, в Интернете, некая немолодая и тоже любящая рисовать особа (я имею в виду себя) будет читать о ней как об одном из главных представителей американского живописного примитивизма.

Примитивизм… Наивная живопись… Нам, людям, если так можно выразиться, «повернутым» в сторону народного творчества странно слышать, что на самом деле лишь очень малая часть людей ценит наивное искусство как искусство вообще, а в материальном смысле долгое время оно не стоило практически ничего. Наивное искусство нигде и никогда не пользовалось особой популярностью – это искусство, что называется, «не элитное» (уж точно не Челлини и даже не Фаберже), создаваемое по зову души и без всякого расчета на богатого покупателя; и глянуться оно может либо такому же любителю наивных чудес, либо… «особо продвинутому» искусствоведу. И вот такой любитель отыскался – не верь после этого в Судьбу! – инженер Луис Калдора, в 1938 году, увидел несколько работ старушки Мозес, выставленных в витрине аптеки пыльного и по-настоящему захолустного городишки Хусик-Фоллс. Здесь следует заметить, что 30-е годы в Америке как раз знаменуются возникновением интереса к работам провинциальных художников-самоучек, причем как всегда в таких случаях по простейшему принципу: чем дальше расположена очередная Гнилая Лощина или Сонный Лог, где проживает самодеятельный автор, тем больше интерес к его работам у «столичных штучек». Уж каким ветром занесло тогда этого инженера в этот самый Хусик-Фоллс – сказать трудно, но работы старушки Мозес очаровали его настолько, что он не поленился разыскать автора, и приобрел у Анны несколько работ, решив стать коллекционером «народного творчества». Это направление явно набирало обороты, становилось модным и – чем чёрт не шутит! – в будущем могло принести какую-никакую прибыль. (Анне – 78 лет!) Луис Калдора был человеком не только увлекающимся, но и энергичным: он сумел протолкнуть несколько работ Анны на выставку под названием «Современные неизвестные американские живописцы», что состоялась в открытом незадолго до этого в Нью-Йорке Музее современного искусства. Но в этот раз надежды восторженного господина инженера не оправдались: мероприятие было закрытое, проводилось исключительно для специалистов, а он был среди них чужаком, не понимающим ни их «птичьего языка», ни правил игры. Однако год спустя – Судьба подает упорным и упрямым! – он знакомится с Отто Каллиром, владельцем новой нью-йоркской галереи «Galerie St.Etienne». Отто Каллир был профессионалом арт-бизнеса. Недавний эмигрант, бежавший после аннексии Австрии от надвигающегося фашизма, дабы утвердиться на новом месте решил сделать ставку на Анну Мозес. Вернее, на ее работы. Так в октябре 1940 года в «Galerie St.Etienne» открылась первая персональная выставка Анны Мэри Мозес «Что рисует жена фермера». Анне как раз исполнилось 80.

Это может показаться странным, но именно после окончания Второй Мировой войны Америка стала остро нуждаться в своем собственном искусстве как одном из важнейших элементов пропаганды американского образа жизни в разоренной Европе. И Бабушка Мозес со своей наивной живописью неожиданно для себя (боюсь, что она вряд ли это осознавала) оказалась на идеологической «передовой», можно сказать, сама превратилась в некое оружие (или орудие?) этой борьбы: она практически главная участница всех передвижных европейских выставок, организуемых Информационной службой США. Европа благосклонно приняла работы Бабушки Мозес, но при этом, даже разоренная, Европа оказалась верна себе: американцы уловили в этой благосклонности некую нотку старосветского снобизма, что не могло ни задеть. Американские газеты того времени писали: мол, европейцам нравиться, что именно Бабушка Мозес представляет американское искусство, ибо за этим они видят наше простодушие, но при этом отказывают нам в полноценном художественном выражении, в ответе на вызовы времени и т.д. Бабушка Мозес – именно то, что они ожидают от нас, и это все, что они готовы нам позволить в искусстве, но…

Это «но» Анне еще аукнется!

Как бы там ни было, какие бы страсти не кипели в среде американских художников и искусствоведов, но в течение 40-х годов выставки Анны прошли во многих европейских странах, а также в Японии. В 1941 году она получила премию штата Нью-Йорк, а в 1949 – Гарри Трумен лично вручил ей премию Национального американского женского пресс-клуба. В 1952 году была издана ее биография (или автобиография – точно не знаю). А в 1960 году, к столетию Бабушки Мозес, ее фотография, сделанная звездным фоторепортером Корнеллом Каппой, была помещена на обложке журнала «Лайф». «Тайм» также не обходил вниманием ее дни рождения. А губернатор штата Нью-Йорк Нельсон Рокфеллер объявил 7 сентября 1960 года «Днем Бабушки Мозес». Не говоря уже о том, что администрация Эйзенхауэра заказала ей картину в подарок президенту к третьей годовщине его инаугурации… Вот уж воистину, пути Господни неисповедимы!

«И это все Анне Мозес?! Да кто она такая! Безграмотная деревенщина, рисующая свои детские картинки с курами и снежными сугробами? Да не будь она столетней старухой, кто бы вообще глянул в ее сторону!» – Боюсь, что примерно подобные тексты шептали в ее адрес завистники и недоброжелатели, ибо эти персонажи во всех странах и во все времена бубнят примерно одно и тоже. Но, как говорят на Востоке, даже от шепота может подняться ветер…

Ветер и впрямь поднялся – аукнулось то самое «но»! – и более того: ветер не только сам изменил направление, но и всю ситуацию развернул на 180 градусов. Ох уж этот «ветер перемен»! Профессиональные живописцы, которые все это время считали себя незаслуженно обойденные вниманием Музея современного искусства, развернули настоящую борьбу с самоучками, которая в итоге увенчалась успехом: к концу 40-х годов интерес арт-рынка к народному искусству иссяк. А затянувшийся успех Бабушки Мозес искусствоведы и критики постепенно списали на низменные вкусы публики, никогда не видевшей ничего лучше лоскутных одеял, и политические игры. Постепенно это мнение укоренилось и к началу 21 века об Анне Мозес забыли. Но не сразу.

Вокруг имени Анны Мозес еще долго ломали копья, а она тихо жила в своей глуши, кормила кур – это все из физической работы, что она могла делать на ферме, и… рисовала. За четверть века, прошедшие с того дня, когда в возрасте 76 лет, взяв кисточку в руку, она впервые ощутила себя художницей, ей было создано более 1600 картин, рисунков и иллюстраций. Ее мало заботило мнение художественного мира, а признание со стороны прессы и политиков утомляло: против собственной воли ей приходилось покидать родные места, отрываться от любимого занятие и отправляться в «грязный и шумный Нью-Йорк». Её не занимало, что от её имени и на её имени делались немалые деньги: с работ Анны миллионными тиражами печатали плакаты, открытки и марки. Ей просто нравилось рисовать и приносить кому-то радость своими работами. Итог ее жизни, несомненно, был счастливым: «Я оглядываюсь на свою жизнь, как на завершенную дневную работу, и я довольна тем, как она выполнена…»

Возможно, имя Анны Мэри Мозес и впрямь могло быть забыто навсегда, если бы не выставка, организованная уже в 21 веке наследниками Отто Каллира, нынешними владельцами «Galerie St.Etienne». Ветер опять переменил свое направление: работы Анны оказались неожиданным открытием для нового поколения зрителей и художественной критики – публики весьма искушенной и накушавшейся под завязку продуктов некого особого вида жизнедеятельности нашего времени под названием «современное искусство». И даже наше отечественное телевидение прошлым летом (канал «Культура») не обошло своим вниманием 150-летний юбилей Анны Мэри Мозес.

К слову сказать, один из летних пейзажей Анны – «Старый пестрый дом, 1862», написанный ею в 1942 году и приобретенный у нее тогда же (кем – не знаю!) за 110 долларов США был перепродан уже в наши дни на аукционе в Мемфисе за 60000 долларов. Вот, оказывается, как полезно бывает иногда устраивать посмертные выставки забытых художников…

Очень надеюсь, что история этой удивительной женщины, ее потрясающее трудолюбие и неумение «просто отдыхать» может послужить замечательным примером и моральной поддержкой многим женщинам, занявшимся творчеством «поздно» и частенько сокрушающимся по этому поводу.

ЭТО никогда не бывает поздно, ЭТО всегда случается вовремя…

С уважением, Ольга Пустовалова (marta47@mail.ru)

18 февраля 2011 года, Москва

Ссылка:    Страница Бабушки Мозес на сайте галереи Сент-Этьен